Бредис, М. Дурбе. Последний луч свободы. (Pirmpublicējums)
_________________________________________________________________

Дурбе, озеро ты славно,
Дай мне щучку, да побольше,
Будет всем моим домашним
Сытный на три дня обед.

Латышская народная песня

Дурбе. Озеро в Курляндии на территории современной Латвии. Люди здесь селились с незапамятных времен. Воды озера немало повидали на своем веку. Когда в XIII столетии в этих краях появились чужеземцы, закованные в латы, с большими крестами на белых плащах, здесь уже существовало древнее поселение куршей. С именем озера Дурбе связано крупнейшее военное поражение сил Тевтонского и Ливонского Орденов. 13 июля 1260 года у его берегов жемайтами был нанесен сокрушительный удар по ливонскому рыцарству. И с этим поражением связана отчаянная последняя попытка народа куршей сбросить с себя иноземное иго.

Разгром рыцарей у Дурбе можно сравнить разве что со знаменитой битвой при Сауле в 1236 году, когда возвращавшееся с добычей из Жемайтии крестоносное войско было настигнуто литовцами. Рыцарей ордена Меченосцев вынудили сражаться на болотистой местности, где терялись преимущества тяжелого рыцарского вооружения. Погибло 48 орденских рыцарей и множество светских рыцарей, примкнувших к походу. Пал в битве второй и последний магистр ордена Меча - Фолквин. Орден был обескровлен.

XIII век в Балтии был бурным, суровым и кровавым. С закладкой в 1201 году на берегах широкой Даугавы немецкого города-крепости Риги нарушился привычный расклад сил в Балтии. Пустила корни и принялась интенсивно расти новая сила - военно-церковное государство, возглавляемое рижским епископом в союзе с вновь учрежденным орденом Меченосцев. На землях ливов и латгалов выросли крепкие замки крестоносных рыцарей. Земгалы и курши вступили в тяжелую борьбу против чужеземцев. Народы Балтии один за другим стали терять независимость. Даже разгром меченосцев в 1236 году не остановил немецкой экспансии. Остатки меченосцев вошли в состав Тевтонского ордена, закрепившегося на землях пруссов, в качестве его отделения. Так появился Ливонский орден, получивший официальное название Орден святой Марии немецкого дома в Ливонии (Ordo domus sanctae Mariae Teutonicorum in Livonia). Красный крест меченосцев на белых рыцарских плащах сменился черным - тевтонским.

Тевтоны прибыли в Пруссию по приглашению польского князя Конрада Мазовецкого в 1225 году. Конрад ждал от крестоносцев помощи в походах против соседей-язычников. В обмен на военную поддержку он пообещал суровым рыцарям во владение города Кульм и Добрин. Магистр тевтонов Герман фон Сальца, умелый дипломат и искушенный правитель, принял приглашение мазовецкого князя при условии, что орден сохранит за собой все территории, отнятые у пруссов. Уже в 1230 году был построен тевтонский замок Нешава, откуда началась долгая полувековая война за вытеснение язычников из Пруссии. К 1242 тевтонами там было построено 40 каменных замков.

Объединение Тевтонского ордена с оставшимися рыцарями ордена Меча обеспечило последним не только выживание, но и дало толчок к дальнейшему расширению захваченных областей. Ливонский орден, пользовавшийся правами полуавтономии в составе тевтонских владений, расширял свои границы. Подобно мифической Гидре, после кровавых поражений орден вновь оживал, набирался сил. Вместо одной отрубленной головы у него появлялись две. Энергия натиска, подкрепленная идеей распространения христианского учения среди темных языческих душ, не иссякала. В Ливонию прибывали все новые и новые отряды рыцарей из Вестфалии и других германских земель в поисках славы, богатства и отпущения грехов на службе богоугодному делу обращения язычников. Отсюда и необычайная дерзость воинов ордена в боевых походах. Не только отличная выучка, превосходство над местными народами в тактике и вооружении, но и уверенность в покровительстве свыше, придавала рыцарям ордена решимость неустанно драться с язычниками. Ведь они ощущали себя вассалами самого Господа, ведущими за него войну, не забывая, разумеется, и о земных благах.

Рубежи ливонских владений придвинулись вплотную к землям Новгорода, Пскова, Полоцка и Литвы. Неизбежно последовали вооруженные столкновения. Народы Балтии (латгалы, ливы, курши, земгалы, эсты) оказались вовлеченными в жесточайшую борьбу за раздел сфер влияния между более сильными соседями. Соперничавшие между собой Новгород и Псков, воинствующий рыцарский орден, набиравшаяся сил Литва превратили балтийский край в арену бесконечных войн, в которые то и дело пытались вмешаться шведы и датчане.

На южных рубежах Ливонского ордена в 40-х годах XIII века возникло сильное государство литовцев. Энергичный король Миндаугас объединил под своей рукой литовские и славянские племена. В состав его княжества вошли земли Нальшанская, Жетувская, Жемайтская, часть владений ятвягов и Черная Русь с городами Слоним, Новогородок, Волоковыск.

Со временем Литва сделалась сильным и опасным противником ордена в Балтии. Экспансия немецких феодалов натолкнулась на яростное противодействие растущего литовского государства. Одно из самых ужасных поражений орден потерпел именно в битве с литовскими войсками 13 июля 1260 года.

Все знали: неизбежна кровавая война,
И многим славным витязям сулит конец она.

Песнь о Нибелунгах

 На закате теплого летнего дня 1260 года у стен крестоносного замка Балга в Пруссии появился отряд из нескольких десятков рыцарей. Они были в полном вооружении. На покрытых дорожной пылью белых плащах всадников отчетливо выделялись большие черные кресты. Ветер колыхал флажки на копьях. У ворот послышался заунывный звук рога. После недолгих переговоров мост через ров опустился и тяжелые створки ворот, заскрипев, раскрылись перед пришельцами. Усталые путники въехали во двор замка.

Маршалк Тевтонского ордена в Пруссии Генрих фон Ботель находился у себя в покоях, когда вошел брат, ведавший в тот день замковой стражей, и доложил, что прибыл сам магистр Ливонского ордена. Это известие изумило маршалка. Видно, стряслось что-то в соседней Ливонии. Четырнадцать лет прошло с тех пор, как возник Ливонский орден в составе Тевтонского. После злополучной битвы с литовцами при Сауле, уцелевшие меченосцы стали братьями-тевтонами. Их было немного, но опыт этих рыцарей, а главное, их боевая выучка и знакомство с обычаями местных народов весьма пригодились ордену, который появился в землях пруссов почти на четверть века позже первых меченосцев в Ливонии. Теперь Тевтонский орден владел очень многими землями. Влияние ордена ощущалось в разных краях от Нидерландов до Испании и Сицилии. Но здесь, в Пруссии рыцарям приходилось трудно, в условиях непрерывной войны с упорствующими язычниками-пруссами.

Накинув белый плащ, маршалк сам вышел во двор навстречу прибывшим. Нежданный гость из Ливонии уже сошел с взмыленного коня, и, взяв под мышку глухой позолоченный шлем с темными прорезями для глаз, устало зашагал к крыльцу маршальского дома, сопровождаемый несколькими братьями и оруженосцами. Генрих фон Ботель, подняв в приветствии руку, воскликнул:

- Рад видеть храброго магистра ливонских братьев! Добро пожаловать!

После приветствия магистр Буркхард, вытирая рукой пот с лица, хмуро сказал:

- Беда привела меня к вам, господин маршалк. Время не ждет.

Генрих, подозвав одного из братьев, велел ему созвать всех рыцарей в большой зал, и сам отправился с гостями туда.

Стемнело. На стенах сумрачного главного зала зажгли факелы. В их тусклом свете выделялись белые плащи рыцарей, заполнивших зал. В середине стал Буркхард фон Хорнхузен. Рядом с ним - маршалк Тевтонского ордена Генрих фон Ботель. Ливонский магистр обратился к обитателям замка:

- Братья! К помощи вашей прибегаю. Литовцы, называемые жемайтами, в великом множестве подступили к христианской твердыне, построенной нами недавно в краю Каршовен, и крепко осадили ее. Наши братья держатся. Но они отрезаны дерзкими язычниками.

Гул негодования пронесся по просторному залу. Орденский замок в Каршове[1] был построен крестоносцами в непосредственной близости от Жемайтии. Он мог стать важной базой продвижения вглубь этой языческой земли, в то же время, защищая подступы к уже покоренным Курляндии и Земгалии. Буркхард продолжил:

- Нельзя позволить язычеству восторжествовать! Призываю вас, братья, отправиться в общий поход ради спасения христианства в Каршове. Если мы бросим защитников твердыни в беде, погибнет много христиан, и тяжкий грех падет на наши головы.

Присутствующие возмущенно загудели:

- Отомстим! Смерть язычникам!

Маршалк Генрих, подняв руку, проговорил:

- Мы готовы к лишениям и битвам ради Господа нашего и наших братьев. Я сам отберу лучших воинов и поведу их в бой.

Маршалк тут же распорядился отправить гонцов к подвластным пруссам собирать войска. Он выбрал 30 рыцарей из числа недавно прибывших из германских земель. Эти рыцари отреклись от друзей и богатства на родине ради служения Господу в краях диких язычников. Они были полны решимости поднять свои мечи во славу Христа. В замке начались спешные сборы. Забегали оруженосцы, слуги, собирая оружие и припасы в поход.

Очень скоро внушительный отряд выступил из прусского замка в сторону Мемеля [2]. По лесной дороге во главе войска скакали маршалк Генрих и магистр Буркхард. Буркхард раньше и сам жил в Пруссии. Но три с половиной года назад он был избран магистром Ливонского ордена. Вся жизнь его, как и других братьев-рыцарей, проходила в седле. Балтийские леса еще были полны язычников. Да и покорившиеся народы могли в любой момент отложиться от новой веры и подняться с оружием на своих надменных господ-рыцарей. Маршалк Генрих тоже не был новичком в этих не очень-то гостеприимных для ордена краях. Он руководил многими походами в глубь земли пруссов, надзирал за строительством крепостей. Еще в 1249 году, в отсутствие великого магистра Дитериха фон Грунингена, он приложил печать к мирному договору с обращенными пруссами. Договор был заключен в новом замке Балга после семилетней войны против восставших пруссов. Уже тогда Генрих был комтуром этого замка, построенного на месте поселения Хонеда в землях прусского племени вармов, и маршалком Тевтонского ордена в Пруссии. Маршалк обладал немалой властью и подчинялся только самому магистру. Он начальствовал над рыцарями и другими войсками, отвечал за их обеспечение и вооружение.

Генрих с Буркхардом отъехали в сторону, удовлетворенно оглядывая движущихся тесными рядами воинов. Сверкая броней, в тяжелых шлемах ехали орденские рыцари с оруженосцами. Вслед за ними шел большой полк пруссов из земли сембов. К войску примкнули также христиане из вармов и натангов[3]. Трепетали на ветру длинные разноцветные полоски копейных значков, рыцарские хоругви и стяги прусских воинов. Словно лес копий вырос на зеленой равнине. Серебристой змеей текло многочисленное войско по дороге из Пруссии в Ливонию.

В Мемеле было назначено место сбора всей орденской рати. Из Ливонии вдоль морского берега подоспело еще одно войско, в котором кроме гордых рыцарей ордена, облаченных в белые плащи с черными крестами, ехало немало рыцарей-пилигримов, готовых послужить Богу, а заодно и обогатиться за счет трофеев в большом походе против жемайтов. Подошел отряд датских рыцарей во главе с принцем Карлом. Они пришли из Ревеля, что в земле эстов. Были в войске и большие отряды вооруженных эстов-христиан. Развевались над ратью стяги смелых воинов куршей, которые по договору обязаны были участвовать в военных походах тевтонов. Курши были сильны и многочисленны.

Магистр Буркхард и маршалк Генрих с гордостью смотрели на столь хорошо вооруженное, мощное, готовое к битвам войско, которое удалось собрать ордену за короткий срок.

Пока в Мемеле собиралась орденская рать, литвины, не желая терять в жарких боях под Каршовеном своих воинов, сняли осаду замка и лавиной обрушились на владения ордена в Курляндии. В их полках насчитывалось не менее четырех тысяч воинов. Растекаясь огнем по куршской земле, они сметали все на своем пути. Горели деревни, жителей жемайты угоняли в плен. Литовцы стремились нанести как можно больший урон могуществу надменных рыцарей, хотя и опустошали при этом край своих соседей, близких по языку куршей, принявших крещение от железной руки Ливонского ордена.

Разведчики донесли магистру Буркхарду о том, что жемайты ушли из-под Каршовена и опустошают Курляндию, устремляясь в глубь владений ордена. Магистр решил преградить путь вражеской силе. Со всей поспешностью объединенная орденская рать двинулась навстречу жемайтам. Давно уже тевтоны не собирали таких больших сил. Рыцари рассчитывали на быструю победу.

Оба войска сошлись неподалеку от озера Дурбе. Наступил день 13 июля 1260 года. Из лагеря жемайтов полководец Тренёта со своими воеводами молча смотрел на выстраивающиеся вдали рыцарские полки. Солнце играло на шлемах и кованых щитах тевтонов. Очень давно литвинам не приходилось видеть такой выставки гербов на щитах, такого множества белых плащей и хоругвей в одно время и в одном месте. Оглядев ощетинившиеся копьями и рогатинами полки жемайтов, одетых кто в железные брони, кто в кольчуги, а кто и в звериные шкуры, Тренёта обратился к воеводам и дружинникам:

- Видно сам нечистый собрал здесь столько незваных гостей, которые без стыда строят свои крепости у наших рубежей. Надо пообщипать перья этим не в меру гордым птицам.

Воеводы одобрительно покачали головами. Еще бы, князь Литвы Миндаугас одиннадцать лет хранит мир с алчным и хищным орденом. Он и веру-то принял такую же, как и у этих рыцарей. Отказался от богов предков. Римский папа Иннокентий IV прислал ему корону, которой Миндаугас был венчан на царство. Немало земель передал литовский князь Ливонскому ордену, в том числе в Жемайтии. Но жемайты не стали терпеть бесцеремонного хозяйничанья крестоносцев в родном краю. Когда ливонцы построили крепость почти на земле свободных жемайтов, те не снесли оскорбления. Собрали большую рать и осадили Каршовен. А затем ринулись опустошать куршский край. И вот они столкнулись с ненавистными крестоносцами. В центре белым пятном выделялись отряды орденских рыцарей. Приглядевшись, можно было различить под сенью хоругвей ряды закованных в броню рослых коней и всадников с длинными копьями.

Рыцари выстроились для боя. Нагнув головы в тяжелых шлемах и прикрываясь щитами, они сквозь узкие прорези смотрели на противоположный конец поля, вдоль которого тянулась темная масса литовского войска. Крестоносцы стали в центре боевой линии. Над их головами развевались орденские хоругви, среди которых были значки маршалка Пруссии и магистра Ливонского ордена. Рядом с тевтонами стали рыцари, приехавшие из разных земель, чтобы служить Богу в Ливонии. Здесь же были и датчане во главе со своим принцем Карлом. Стяги прусов, эстов и куршей разместились по краям орденского войска. После удара железного рыцарства в лоб неприятельскому полку эсты и курши должны были поддержать рыцарей и мощным натиском опрокинуть врага. Так действовать было обычаем ордена. Самих крестоносцев в Ливонии было не так уж и много. Их насчитывалось всего несколько сот. У каждого из рыцарей были оруженосцы-кнехты. Оруженосцам приходилось в бою тяжело, они должны были постоянно следовать за своими рыцарями, вовремя подавать запасные копья. Копье было рыцарским оружием, а сами оруженосцы, одетые более легко, чем рыцари могли биться только со щитом и мечом. Но и немногочисленные рыцари с кнехтами, хорошо обученные бою, привычные к войне, представляли страшную силу, неуязвимым железным тараном пробивающую вражескую оборону. А затем за дело брались вспомогательные отряды из местных христиан, обращенных братьями на службу Господу и Ливонскому ордену.

В это время в стане куршей сошлись воеводы. Они тревожно поглядывали в сторону литовского войска. Немалую силу собрали жемайты против ордена. Предводители всех куршских отрядов собрались на совет. Не сходя с коней, они начали разговор. Один из военачальников, указывая в сторону противника, проговорил:

-Видите, какие полки у жемайтов. Большой бой будет. Сами боги ведут их. Они не забыли веры предков и не хотят никаких господ над собой. А что же мы?

Воеводы подхватили:

- Верно! Уже много лет терпим мы ярмо немецких рыцарей. Пришло время подняться против крестоносцев!

Тогда первый из военачальников промолвил:

-Жемайты пришли в великом числе, и многие из рыцарей полягут здесь навеки. Может статься, жемайты разгромят немцев. Тогда и мы заживем без господ, навязавших нам свободным куршам, свои порядки. Уйдем же, как только завяжется битва, с этого поля. Направим коней к нашим домам, поднимем всю Курземе [4], выбьем рыцарей из замков. Освободим родной край! А тут, на поле возле Дурбе, пусть боги помогут жемайтам!

С тем воеводы разъехались к своим людям. Курши ждали в боевых порядках, прикрываясь большими щитами.

Наступили последние мгновения перед схваткой, показавшиеся всем воинам целой вечностью. Магистр Буркхард поднял руку с мечом. Запели боевые рога. Качнулся лес стягов и хоругвей. Словно вдруг ветер прошелся над войском. Грозно наклонив вперед древки длинных копий с острыми наконечниками, крестоносцы медленным шагом тронулись с места. Подобно железной волне, ряды закованных в броню всадников пошли навстречу врагам. Над полем зазвучала боевая песнь на немецком языке. На серебристых шлемах заиграли солнечные блики. Земля дрожала от поступи великого множества тяжелых копыт. Вослед крестоносцам выступили европейские пилигримы. На их доспехах и щитах красовались разноцветные гербы. Принц Карл под своим знаменем повел вперед датских рыцарей. Через минуту почти вся масса крестоносного воинства ожила, пришла в движение.

Только куршские полки остались на месте. Когда заиграли трубы, загудели рога тевтонов и крестоносцы начали бой, курши по знаку своих воевод развернулись и начали покидать свои позиции. Куршские воины, и конные, и пешие, быстро уходили в полном молчании. Никто не замечал этого в войске ордена. Сквозь узкие прорези в шлемах рыцари смотрели только вперед, на приближающихся жемайтов. Наконец, эсты заметили, что куршские отряды ушли от боя. Их едва уже было видно вдали у леса. Военачальник эстов знаком остановил своих людей. Он крикнул:

- Курши ушли! Они не собираются погибать за крестоносцев. И мы уйдем. Нам за немцев гибнуть тоже не след!

Очень быстро отряд эстов рассыпался. Воины бегом скрылись в ближайшем лесу.

Жемайты ждали сигнала к бою. Военачальники видели, как на них надвигается железная стена крестоносцев. Она приближалась все быстрее. Когда рыцарское войско подступило поближе, военачальники литовцев увидели, что это войско не так уж и велико. А вспомогательных сил и резервов у них нет и вовсе.

- Вот удача! Боги за нас, - подумал Тренёта и дал знак к битве. Жемайты сразу пустились вскачь. С гиканьем и свистом лавина всадников ринулась на постепенно ускорявших свой шаг крестоносных рыцарей. Только пыль поднялась под копытами жемайтских коней. Точно вихрь туча всадников сшиблась с крестоносным воинством, быстро обволакивая его с боков. Еще немного и бешеная лавина сомкнулась позади рыцарей. Тут только магистр Буркхард обернулся и увидел, что прикрытия из отрядов куршей и эстов нигде нет. Со всех сторон лишь волны орущих врагов, над которыми вздымаются копья, палицы и мечи. Рыцари растерянно крутили головами в тяжелых шлемах, повсюду видя неприятеля. Магистр громко крикнул:

- Оборону! Круг!

Рыцари с оставшимися пруссами обратились на все стороны, образовав большой круг, ощетинившийся длинными копьями.

Жемайты со страшным гиканьем носились взад и вперед на своих быстрых и выносливых конях перед рядами тевтонов, сшибаясь с орденскими всадниками, безжалостно разя крестоносцев. Но обученные немецкие рыцари действовали умело, мужество завоевателей не покинуло их. Много копий сломали крестоносцы. Оруженосцы, как могли, прикрывали своих рыцарей, отбиваясь от врагов. Они даже не могли вытащить с поля боя на больших щитах раненых рыцарей. Путь был отрезан. Натиск жемайтов не ослабевал. Секиры и мечи без устали поднимались и опускались на щиты и шлемы рыцарей, град копий сыпался на окруженных. Словно подкошенные, падали с коней яростно защищавшиеся тевтоны. Шум битвы нарастал. Дикий вой жемайтов, крики немцев и пруссов, лязг железа, топот и ржанье боевых коней, звуки боевых рогов - все это смешалось в неумолчный, нависший над полем гул. Над землей поднялось неимоверное облако пыли, скрывая от глаза страшную картину побоища. Строй рыцарей рассыпался, рухнул под сокрушающими ударами врага. Сопротивление усталых рыцарей постепенно ослабевало. Битва превратилась в ужасающий разгром, настоящую резню. Мало кто из крестоносцев уцелел. Небольшими группами рыцари и сембы прорубались сквозь гущу литвинов, отчаянно расчищая себе путь к спасению. Немногим удалось добраться до спасительного леса. Братья, кнехты и верные пруссы рассеялись в чаще леса. Литовцы докончили разгром. На широком поле возле Дурбе, залитом кровью, осталось множество погибших. Жемайты с торжествующим ревом и свистом кинулись к рыцарскому обозу. Богатую добычу взяли они в тот черный для ордена день.

... В тиши лесной -
Коней осиротелых ржанье,
Вот слышно к помощи воззванье,
И кроет ров своей травой
Тела бойцов... Вон, погляди -
Лежит боец с копьем в груди.

Бертран де Борн (XII век)

Так завершилось одно из крупнейших сражений XIII века на территории Балтии. Мы смогли реконструировать события 1260 по старым немецким источникам, в первую очередь - по тексту Ливонской рифмованной хроники[5], повествующей о жестокой борьбе Ливонского ордена против куршей, земгалов и литовцев в XIII веке. Разумеется, любая летопись не является бесстрастным протоколом событий. Наоборот, автор каждой хроники по-своему видит происходящее. Со своих далеко небеспристрастных позиций. И мыслит он, прежде всего образами, которые он стремится донести до читателя. Важно, как хронист сам воспринимает происходящее, а вместе с ним его современники, немцы конца XIII столетия. История наряду с фактами и событиями оперирует образами, созданными современниками и потомками. Часто именно эти образы становятся решающими в восприятии исторических событий. На основе таких картин и образов Ливонской рифмованной хроники и попытались мы представить описанную выше битву у берегов озера Дурбе в Курляндии.

Так могли разворачиваться события. Так повествует хроника, написанная в те годы, когда еще были живы участники описываемой битвы. И написанная, по всей видимости, либо братом-рыцарем ордена, либо герольдом. Во всяком случае, человеком, которому близки были военные дела ордена. Вся хроника представляет собой перечень походов и битв, побед и поражений рыцарей ордена. Не исключено, что автор так же ловко орудовал рыцарским копьем и мечом, как владел стихотворным пером. Скорее всего, он приехал в Ливонию из Германии, чтобы под знаменем Христа вести жизнь, полную боевых подвигов на ниве кровопролитной борьбы с язычниками. Война была для него привычным, само собой разумеющимся делом. Не исключено, что для характеристики безвестного автора Ливонской хроники могли бы подойти строки, сочиненные другим страстным рыцарем, известным провансальским трубадуром XII столетия - Бертраном де Борном:

Повсюду мир - а все ж со мною
Еще немножечко войны.
Тот да ослепнет, чьей виною
Мы будем с ней разлучены!

Их мир - не для меня,
С войной в союзе я,
Ей верю потому,
А больше - ничему.

Чувствуется, что автор также не чужд европейской рыцарской идеологии, рыцарским понятиям. Он воспевает военные подвиги ордена. Много раз, описывая схватки, называет безымянный автор орденских рыцарей героями, гордыми героями (helde, stoltze helde). Живописуя сцены битв и желая показать, насколько трудным и жестоким было сражение, он подчеркивает, что “много в бою сменили копий” (“Sperwechsels vil man da vant”). Если у обычных, светских рыцарей их поэтические творения сводились к войне и любви, служению прекрасной даме, автор Ливонской рифмованной хроники строит свое произведение на идее войны во имя служения Богу. Нельзя забывать, что Тевтонский и Ливонский ордена - это религиозные, читай монашеские, ордена, с суровым уставом воинов Христа, отрекшихся от мира для священной войны с язычниками.

Есть и другая версия событий битвы у Дурбе, касающаяся роли куршских воинов в поражении ордена. Она дается в знаменитой Хронике земли Прусской, написанной Петром из Дусбурга [6]. Хроника повествует об истории Тевтонского ордена от основания до 1326 года. Описывая битву при Дурбе, хронист подчеркивает, что полки куршей и эстов не просто ушли с поля боя, но внезапно ударили в тыл крестоносцам, тем самым, предопределив исход битвы. Побудительным мотивом к такому поступку называется спор, затеянный куршскими воеводами с предводителями рыцарей. Жемайты, опустошавшие Курляндию, взяли в плен немало мирных жителей, женщин и детей. Потому куршские вожди обратились к военачальникам ордена с просьбой отдать им куршских пленников, если господь ниспошлет рыцарям победу над литовским воинством. Братья ордена выразили свое согласие на это. Но воеводы ополченцев из Пруссии и Ливонии, воспротивились принятому решению. Они настаивали на том, что вся военная добыча, которая достанется им после победы, должна быть разделена по праву между всеми победителями. По версии Петра из Дусбурга, курши были так оскорблены словами этим, что обратили свое оружие против орденского войска.

Такой вариант тоже нельзя исключить полностью. Но, как представляется, Ливонская рифмованная хроника, не так далеко отстоящая от дел минувших по времени, наиболее близка к исторической правде. Нельзя не согласиться с авторами публикации “Роль куршей в битве при Дурбе” Д. Дедумиетисом и А. Зеленковым [7], которые отмечают, что “труд автора Ливонской рифмованной хроники был посвящен прославлению борьбы Ливонского ордена, и потому кажется странным, что хронист ничего не упомянул о факте, который позволил бы объяснить поражение крестоносцев в битве”. Внезапный удар в тыл крестоносному войску - это серьезно. Вряд ли уцелевшие рыцари забыли бы об этом. Подобные случаи находят отражение в хронике. В той же Ливонской хронике описывается гибель ордена Меченосцев в 1236 году. Тогда земгалы, шедшие в объединенном орденском войске, встретив литовскую рать, повернули оружие против рыцарей, и битва закончилась полным разгромом крестоносцев:

Земгалы, жалости не зная,
Без разбору их рубили,
Бедны те или богаты были[8].

Считается, что автор Ливонской рифмованной хроники жил, или, во всяком случае, бывал в Мемеле. Этот замок часто упоминается в повествовании. Возможно, хронист слышал о битве от уцелевших ее участников. И не просто слышал, он переживал за своих. Чувство негодования охватывало его, когда он писал:

Курши всем своим полком
С поля битвы убежали.[9]

Еще живы очевидцы битвы, еще сильны эмоции, горечь поражения, в котором безвестный автор винит куршей:

Средь братьев не было ни одного,
Кто ничего о том не знал,
Что курши только лишь со зла,
Войска оставили в бою,
И многие нашли здесь смерть свою
Из тех, кто с именем Христа
Пришел на смертный бой туда.[10]

Этот небольшой отрывок очень показателен. Автор обвиняет в первую очередь крушей за то, что они ушли перед битвой, оставив рыцарей один на один с мощным войском жемайтов. Хотя, как известно, вслед за куршами лагерь крестоносцев незаметно покинули и эсты. Отсюда следует, что куршский полк, пришедший с рыцарями к Дурбе, был, по-видимому, весьма многочисленным. Похоже, что крестоносцы очень рассчитывали на сильных и воинственных куршей. И отход их равносилен удару в спину рыцарей, который опрокинул орден. Может быть, именно так трансформировался в сознании потомков факт отхода куршей с поля битвы. И молва превратила простой отход в предательский удар сзади. А более поздний прусский летописец записал сообщение о битве именно в таком варианте, который после многолетнего кровопролитного восстания Курсы казался современникам вполне правдоподобным. Тем более, как мы видели на примере поражения меченосцев при Сауле в 1236 году, такие случаи бывали в бесконечной череде битв и захватов. Не было бы ничего удивительного, если бы курши поступили с чужеземными господами так же. Признавая враждебность куршей по отношению к крестоносцам, авторы публикации “Роль куршей в битве при Дурбе” пишут: “ Нет исторических оснований полагать, что курши пали так низко, что предательски ударили в спину своим пусть вынужденным, но все-таки союзникам” [11]. Думается, вопрос так не стоит. Вряд ли следует говорить о душевных качествах куршских воевод, об их низости или благородстве. В конце концов, речь не идет обо всем народе куршей, а о конкретных людях, возглавлявших куршских воинов в походе, который им навязали рыцари. На войне, как на войне. Думается, что заключенный вождями вынужденный договор с орденом, который обязывал куршей участвовать в походах рыцарей, не остановил бы их, если бы те решились внезапно напасть на рыцарей. Ведь при такой ситуации в любом случае мести ордена не избежать. Тем более что, казалось бы, окончательно покоренная Курса после битвы при Дурбе вновь восстала против ордена. Скорее всего, курши сразу решили направиться к себе, чтобы без ненужных потерь выиграть время, освободить свои дома, предоставив литовцам разбираться с крестоносцами, лишенными вспомогательных сил. Версии событий различаются. Но смысл один. Затаенная вражда куршей выплеснулась наружу в знаменитой битве.

В источниках нет упоминания о том, кто командовал ратью жемайтов. Наиболее вероятным воеводой жемайтов представляется Тренёта, именуемый в русских летописях Тройнат Жмудьский. Именно он фигурирует в различных источниках того времени в связи с Жемайтией. Вполне вероятно, что он и поднял жемайтов на борьбу с орденом и без ведома короля Миндаугаса. Однако, известно также, что после сражения у Дурбе Миндаугас принял жемайтов под свою руку, отказался от христианской веры и возобновил войну против Ордена. При этом Миндаугас искал союза с русским князем Александром Ярославичем в борьбе против тевтонов.

Если бы литовский король сам повел войска против ордена, об этом стало бы неминуемо известно противнику. Более того, это вызвало бы возмущение крестоносцев, поскольку Миндаугас считался их союзником, принял корону из рук папы и незадолго перед битвой в завещании отписал все свое государство Ливонскому ордену в случае его кончины без наследников. Факт присутствия литовского короля должен был найти свое отражение в хронике.

Но вернемся в Курляндию к берегам Дурбе, на поле, усеянное телами гордых крестоносцев и их союзников. Рыцари сражались отчаянно, как подобает рыцарям, воспетым Бертраном де Борном:

В бою поверженных бойцов
В широком поле кони бродят;
Живые ж, если происходят
Они от доблестных отцов,
Рубяся, мыслят про себя:
“Скорей умру, чем сдамся я!”[12]

Но противник оказался сильнее. По данным Ливонской хроники, в битве пало 150 рыцарей Ливонского и Тевтонского орденов. Это были поистине гигантские потери. По данным той же хроники, в битве при Сауле в 1236 году погибло 48 рыцарей ордена меченосцев, после чего орден просто прекратил свое существование. В знаменитой битве на Чудском озере, когда войсками Александра Невского был нанесен ощутимый удар по мощи крестоносцев, согласно хронисту, орден потерял убитыми и пленными 26 своих рыцарей. А при Дурбе только потери ордена составили 150 рыцарей. Пал магистр Ливонского ордена Буркхард фон Хорнхузен. Безымянный автор, посвятивший несколько строк гибели магистра в битве, пишет: “О его смерти немало скорбели“ (man clagete in vil sêre), добавляя, что Буркхард был “честный воин, рожденный в Хорнхузене”. И маршалк Пруссии, Генрих фон Ботель, пал на злополучном поле. Сколько светских рыцарей погибло при Дурбе, неизвестно. Думается, очень много. Хотя в то время никому в голову не приходило считать все войско. Численность воинов может быть достаточно точно подсчитана только в регулярной армии. Для Средневековья характерны походы, организованные сюзеренами, которые вели в бой своих вассалов, а те, в свою очередь своих. Общее количество участников похода оценивалось приблизительно. Орден же, как наиболее организованная структура, всегда мог подсчитать потери. Но при этом речь шла лишь о рыцарях ордена. Никто не считал оруженосцев, слуг. Неизвестна и численность примкнувших к войску групп светских рыцарей-пилигримов, воинов рижского епископа. Принц Карл, приведший с собой отряд датчан, также погиб в бою. Были потери и у прусских племен: сембов, вармов, натангов, находившихся в рядах крестоносцев. И все это случилось, как отмечает хронист, по вине куршей.

Почему все-таки курши и эсты вдруг ушли ? Действовали ли вожди куршей импульсивно, оставив поле боя, или же они все продумали заранее?

Там край, вдоль моря протяжен,
Курляндией зовется он:
По побережью миль с полста.
И многих из детей Христа,
Судьбой заброшенных туда,
Язычники лишают живота.

Ливонская рифмованная хроника. XIII век. Стихи 00351.-00356.

Тесно сомкнутыми рядами вдоль берега моря двигались полки орденских рыцарей. Копыта коней оставляли глубокие четкие следы на песке, которые тут же слизывали волны Янтарного моря. Далеко позади осталась молодая Рига, впереди - языческая Курса. Красота земли: сосновые рощи, широкая песчаная прибрежная полоса и успокаивающий рокот морских волн - все это не вязалось с тем, что собирались делать люди. Глухая поступь и ржанье коней, шаги пеших воинов, бряцание оружия наполняли приморский воздух тревогой. Длинной широкой и колючей полосой тянулось насколько хватал глаз громадное войско. По призыву магистра Ливонского ордена Дитериха фон Грунингена под орденскими стягами собралось разношерстное, но грозное воинство. Сверкали на солнце шлемы ливонских рыцарей, одетых в белые плащи с нашитыми черными крестами, развевались на ветру их хоругви и значки на копьях. Отряды епископских рыцарей отличались большим разнообразием гербов на щитах. Из разных земель пришли они в землю Девы Марии, как называли Ливонию, чтобы поучаствовать в крестовых походах против язычников. Многие буйные головы приехали в Ригу только на один год, зная, что за год службы в крестоносном войске можно получить отпущение грехов, совершенных на родине. Они не могли отказаться от возможности повоевать во славу Христа и собственного кошелька. Конные и пешие, шли отряды латгалов, давно уже принявших христианство. По велению магистра они выставили свои полки для похода на куршей.

Войско вели проводники, не раз бывавшие в краю куршей и прекрасно знавшие местность.

Вдали за сосновой рощей поднимался в небо сизый дымок. Один из проводников подбежал к группе крестоносных всадников, ехавших отдельно от колонны. Над этой маленькой группкой развевалось несколько стягов. Держась за стремя одного из них, лицо которого было скрыто богатым шлемом, проводник указал в сторону дымка.

- Там, за мысом, начинается край куршей. Здесь живут рыбаки.

Всадник, как и все ливонские рыцари, одетый в белый плащ со знаком креста, повелевающим жестом поднял вверх руку в железной перчатке. Войско остановилось. Воцарилась тишина, нарушаемая только редким фырканьем и ржанием коней, несущих на себе неумолимых железных всадников. Так же молча, предводитель выхватил из-за пояса длинный железный меч и указал им в сторону невидимого селения. Рыцари нагнули головы и опустили длинные пики наперевес. Те, кто еще не надел шлем, поспешно сделали это, приготовляясь к бою. Через мгновение первые ряды рыцарей тронулись с места, постепенно ускоряя шаг и переходя на рысь. Ноги бегущих коней разбрасывали во все стороны прибрежный песок, пока рыцари огибали мысок, поросший соснами. Уже на полном скаку крестоносцы выскочили на поляну перед селением. Несколько крепких построек, толстая деревянная изгородь вокруг. Людей было немного. Курши, подобно жителям соседнего острова Готланд, избегали многолюдства и селились усадьбами, на расстоянии друг от друга. Завидев врагов, куршские мужчины бросились закрывать ворота поселения. Но было поздно. Несколько стрел, выпущенных из арбалетов, замертво уложили их. Да и что такое деревянный тын, для воинов, привыкших к осадам неприступных каменных крепостей! Одновременно арбалетчики выпустили сотни горящих стрел в сторону строений. Железные всадники уже влетели в селенье, рубя направо и налево. Курши, застигнутые в врасплох, не смогли оказать сколько-нибудь действенного сопротивления. Кое-где кучки куршей с боевыми палицами и топорами, стоя спиной к стенам, оборонялись от наседавших на них всадников. Но закованные в броню латники безжалостно рубили и топтали конями всех, попавшихся на пути. Мужчины, женщины и дети падали как трава под косой великана. Все постройки уже были охвачены пламенем. Тех, кто пытался убежать, по дороге к лесу настигали стрелы арбалетчиков, копья и мечи преследующих их рыцарей. Трава на поляне окрасилась кровью убитых. Очень скоро все было кончено. Точно гигантская волна, затопило орденское войско крохотное куршское поселение, стерло его с лица земли вместе с жителями. Рыбаки не были богатыми. Поэтому добычи крестоносцы захватили немного. Обозные телеги, тащившиеся за войском, были пока нагружены лишь запасными копьями, стрелами и заготовленными факелами.

На месте уничтоженной куршской усадьбы предводители похода собрались на совет. Решение было простым. Объединенное войско слишком велико и громоздко, поэтому следует разделиться на несколько полков. Каждый из полков, предводительствуемый крестоносцами, направился в свою сторону. Дорогу указывали проводники, которые знали, где находятся главные замки куршей. После ночевки вблизи места первого недолгого и кровавого боя крестоносцы с рассветом отправились на покорение гордой Курсы. Подобно огнедышащим языкам смертоносной лавы, распространилось орденское войско отельными полками по куршской земле, сжигая и уничтожая все на своем пути.

Такой видится за туманной завесой прошедших веков картина второго завоевания земли свободных куршей крестоносцами. Ливонский хронист выразился об этом военном предприятии рыцарей очень кратко и емко:

Они там разоренье учинили,
Кто убежать не смог, тех всех убили.[13]

Началось это нашествие Ливонского ордена в 1241 году, под руководством Дитериха фон Грунингена. Этот рыцарь из Тюрингии, происходивший из рода вассалов знаменитых ландграфов тюрингских, сделал быструю карьеру в Тевтонском ордене. Вступив в его ряды в 1234 году, уже через четыре года брат Дитерих сделался заместителём магистра Ливонского ордена, что говорит о его энергии и способностях. Прожив несколько лет в Ливонии, он задался целью подготовить крупное вторжение в земли освободившихся от ига ордена куршей. Причиной похода рыцарского войска в Курляндию безымянный летописец называет христианскую ревность ордена, заботящуюся об искоренении язычества. Он будто бы опечалился тем, что в соседней Курляндии люди все еще упорствуют и не желают добровольно восприять свет христовой веры, и потому собрал войско для похода туда:

Тогда узнал он о делах,
В подвластных ордену краях,
О том, что Господа в Курляндии не чтут,
Что люди там в язычестве живут.
И мысль об этом лишь одна
Печалью на душу легла,
Ему страданья причинила
И болью сердце поразила.
Господь внушил ему исход -
За веру правую в поход
Идти и куршей покорить.[14]

Разумеется, главнейшая цель ордена в этом походе - завоевание новых земель, приобретение новых подданных и обращение язычников в христианство. Методы крестоносцев известны - это террор, опустошение земли, подавление малейшего сопротивления, захват добычи. Лишь после кровавого крещения оставшиеся в живых язычники принимались в лоно церкви. Кроме того, свободные земли куршей по своему положению мешали тевтонскому ордену. После того, как владения крестоносцев в Пруссии разрослись до рубежей Курсы, земли упорствующих язычников оказались как раз между тевтонской Пруссией и Ливонией. Сообщение между Пруссией и Ливонией по суше было невозможным. Причиной же особого нерасположения рыцарей по отношению к куршам был воинственный нрав этого народа, много вреда причинившего чужеземцам. Боевые корабли куршей делали небезопасным и морское сообщение между Германией, Пруссией и Ливонией. Таким образом, у ордена было немало причин ненавидеть и опасаться куршей, однажды уже попадавших под власть ордена, но скинувших это ярмо.

Курши с самого появления чужеземной каменной крепости Риги не желали мириться с существованием на земле соседей - ливов новой силы, угрожавшей их древней свободе. В те времена в землях земгалов и куршей, по словам историка Улдиса Германиса, было “много славных и храбрых мужчин, которые неохотно признавали власть даже своих правителей”[15]. Что уж говорить о чужеземцах, пришедших с мечом и именем нового бога в их край. Свободолюбивые курши не хотели оставлять веру своих отцов - простую и ясную, где боги были такими же, как люди. Жизнь богов, подобно людской жизни, была наполнена страстями и борьбой. Грозный Перконс разил ослепительной молнией воинство злых духов, и в тот миг страшная гроза разражалась над землей. Так верили курши, и до последнего боролись против непрошеных гостей из-за моря.

Древние курши были умелыми моряками, отважными воинами. Эти латышские викинги совершали дальние походы в земли свееев и датчан, сражались на своей земле со скандинавскими находниками. Финские хроники сообщает, что в 1178 году курши напали на город Або, и похитили Финляндского епископа Родольфа. По одной из гипотез, не обошелся без участия куршей и знаменитый набег на шведскую столицу Сигтуну в 1187 году. Тогда объединенный флот язычников (карелов и эстов) дочиста опустошил и разграбил город. А знаменитые городские ворота оказались, как считают некоторые исследователи, в Новгороде. Шведская хроника Эрика повествует о том разорении:

До Сигтуны раз дошли корабли.
Город сожгли и исчезли вдали.
Спалили дотла и многих убили.
Город с тех пор так и не возродили.[16]

Ничего неизвестно о том, участвовали ли курши в этом страшном для шведов

набеге. Но совсем исключать данную версию тоже не следует. Имея сильный морской флот, курши часто появлялись у берегов Дании, Швеции, Готланда. В Ливонской хронике Генриха Латвийского есть упоминание о походе 1195 года, возглавляемом шведским герцогом, как считают ученые, ярлом Биргером Броса, против куршей: “Тогда же епископ, вместе со шведским герцогом, тевтонами и готами, напал на куров, но бурей их отогнало в сторону”[17]. Битва с куршским флотом, по-видимому, не состоялась. Известно, что шведы в тот раз высадились у берегов Виронии (Вирумаа) и разграбили ее. Не раз курши нападали на немецкие корабли, направлявшиеся в новый город Ригу. Оплот немецкой угрозы сделался целью куршей, решивших в 1210 году нанести смертельный удар новому городу.

В Риге еще долго отмечался день чудесного избавления города от куршского нашествия 1210 года. Тогда мощный флот воинственных куршей поднялся от устья Даугавы к стенам нового города и осадил его. Такой силы рижане еще не видели. Такого страха они никогда не испытывали. Если бы не пришедшие вовремя на подмогу рыцари и жители Гольма, неизвестно какая участь была бы уготована городу. Хроника Генриха Латвийского говорит о многочисленности куршского флота: в тот ужасный день было “все море покрыто как будто темной тучей” куршских кораблей.

В то время как одна за другой земли Балтии покорялись силе крестоносцев, курши оставались сильными и свободными. В 1228 году корабли куршей вновь показались возле устья широкой Даугавы, у Динамюнде, где был построен укрепленный монастырь. На этот раз совместно с земгалами курши внезапно ударили на монастырь, захватили и разграбили его.

Орден не мог мириться с тем, что земли язычников - куршей снова стали свободными после разгрома ордена Меченосцев при Сауле. Епископ Курляндии Энгельберт, назначенный папским легатом еще в 1234 году, был убит скорее всего литовцами. Недаром автор Ливонской рифмованной хроники описывает ликование рыцарей по поводу решения Дитериха фон Грунингена объявить поход в Курляндию:

Он братьям это не преминул сообщить.
Всем сердцем рыцари возликовали
И с ним пойти все обещали,
Стремясь исполнить всей душой
Магистра замысел благой.[18] 

Это не только дань традиции, хотя почти всегда летописец описывает радость рыцарей при известии о каждом готовящемся походе. Ведь он воспевал деяния ордена. Радость не только по поводу грядущего торжества христианства. Курляндия, помимо того, что доставляла ордену постоянные волнения и беспокойства, была лакомым куском для завоевателей. Ведь победоносная война приносит новые земли и много, много добычи. Поэтому в каждом большом походе собирались рыцари со всех концов Ливонии, и братья ордена, и ленники Рижского епископа, и приезжие воинственные авантюристы. Наверняка были среди них и такие, которых побуждала к странствиям рыцарская идеология, предписывающая скитания ради подвигов, выраженная словами их современника, знаменитого рыцаря и поэта Вольфрама фон Эшенбаха:

Кто жизнью рыцаря живет,
Тот в жизни много стран пройдет.[19]

Через несколько дней после поражения тевтонов на Чудском озере, 19 апреля 1242 года, в прусском замке Балга папский легат Гульельмо Моденский подписал документ, разрешающий братьям ордена строительство новых замков в Курляндии. Текст документа гласит: “Властью данной нам Святым престолом в Риме, мы предоставляем во владение братьям Немецкого дома место в краю Курляндии, по реке Венте, там, где будет удобно, и они сочтут нужным, для строительства замка или крепости, или города для защиты христианства...”[20] Благословение получено. Орден направляет свой удар на Курляндию. Началось повторное, планомерное и методичное, ее завоевание.

Железный кулак рыцарства обрушился на куршей. Запылали их замки и селенья, реками полилась кровь по древней прекрасной земле.

В течение 1242-1245 годов вся Курляндия была опустошена и обескровлена жесточайшей войной. И куршским вождям пришлось подчиниться силе ордена. В некогда свободном краю вырастают мрачные замки победителей. Строительство замков - самый главный признак и условие сохранения господства над прилегающей местностью в те бурные военные времена. Замки стали основой самого существования ордена. Одним из первых с благословения папского посланца на реке Венте был построен замок Гольдинген, в котором орден оставил рыцарей, кнехтов с семьями, а также позволил жить неким “лучшим куршам” (der besten Kuren bliben ein teil), скорее всего, принявшим христианство старейшинам. Остальные же вынуждены были отдать немцам заложников.

Первая попытка Риги и ордена Меченосцев отнять свободу у куршей была осуществлена в 1230 году. Огнем и мечом крестили чужеземцы свободных куршей. Известен один из договоров с куршами, жившими вдоль реки Абавы, заключенный в Риге в 1230 году. В нем выступающие совместно Рига и орден Меченосцев диктовали свои условия побежденным. Согласно этому договору часть куршских земель, а именно Ренде, Пидевалле, Матекуле, Ване, Пуре, Угессе, Кандове, Ансес “изъявили готовность к христианской покорности”[21]. Этому, скорее всего, предшествовала ужасающая резня. Договор прост. В нем всего четыре пункта, первые два из которых устанавливали размер ежегодных податей, которые должны были платить ордену курши. Третьим пунктом побежденные курши обязывались принять христианский закон и христианских священников. Последний пункт гласил: “Кроме того, те же курши выступают вместе с нами против врагов Христа”. Такова обычная практика крестоносцев. Все обращенные рыцарями в христианство народы считались подданными ордена и обязывались выступать против своих же соплеменников, оставшихся язычниками. Этот договор, конечно же, не был добровольным со стороны куршей. Зная воинственность рыцарей Меча, уверенных в божественной опеке над орденом, их дерзость и жестокость в военных походах, можно утверждать, что им в 1230 году удалось военной силой покорить часть куршских земель.

Примерно к тому же времени относится начало активной деятельности легатов - посланцев римского папы. Надо сказать, в Ливонии в XIII столетии действовали, прежде всего, две силы: рыцари, которые привыкли мечом утверждать свою власть и Рига, резиденция епископа Ливонии. Рыцари - сначала меченосцы, затем ливонская ветвь Тевтонского ордена - самая боеспособная, воинственная и организованная часть завоевателей. Епископ мог опираться лишь на своих не очень многочисленных ленников, а также на силу приезжих рыцарей-пилигримов. Находясь на чужой земле, полной опасностей, обе эти силы вынуждены были находиться в союзе друг с другом. Тем более что обе они имели общее идеологическое оправдание крестовых войн в Ливонии - крещение язычников. Однако материальные интересы брали свое. Рыцари, как наиболее боевая часть христиан требовала и, в конце концов, с одобрения Рима получила две третьих всех уже завоеванных земель и тех, что покорятся в будущем. Епископу рижскому приходилось довольствоваться лишь третью завоеванных земель.

Кроме того, на ливонской сцене появилась еще третья сила, скорее идеологическая, чем реальная. Это посланцы Святого престола. Далекий от ливонских дел римский папа надеялся приобрести и на далеком побережье Балтики владения, которые подчинялись бы непосредственно Святому престолу. Хотя управление такими землями было бы, несомненно, затруднено. Легатом в Ливонию был направлен Гульельмо (Вильгельм) Моденский (~1184 -1251). Папа Гонорий III утвердил назначение епископа из Модены своим легатом в Ливонии 31 декабря 1224 года. И уже весной 1225 года Гульельмо впервые прибыл в Ригу. Здесь он совместно с епископом Альбертом совершил путешествия по вновь приобретенным христианским землям. Он побывал во многих замках, собирая информацию для отчета папе. Папский легат, весьма искусный дипломат, вмешался в распри между рижским епископом и рыцарями-меченосцами. С одобрения легата установилась схема раздела завоеванных владений в Ливонии. Гульельмо Моденский подтвердил, что духовно все земли, бесспорно, состоят под властью рижского епископа. Но, что касается материальной стороны вопроса, то две третьих всех приобретенных оружием крестоносцев земель должны оставаться за Орденом. Так создавалось причудливое государственное образование - Ливония, состоявшая отдельно из владений епископа и орденских земель. Но и Папа был заинтересован в земельных приобретениях в Ливонии. Поэтому, когда не на шутку разгорелись распри между орденом Меча и датчанами из-за владений в Эстонии, посланец Святого престола принял спорные земли под прямое управление папской администрации.

То же самое касалось еще не завоеванных земель в Курляндии. Здесь римская курия планировала создать церковное государство, подчиняющееся Риму. В 1230 году полномочный представитель папского легата Балдуин Алненский, подписал договор с одним из куршских князей - Ламекином, владения которого находились по берегам Венты. В латинском тексте пакта предводитель куршей именуется королем - Lammechinus rex. Видя, какие бедствия принесли алчные и необузданные рыцари соседним куршским землям, Ламекин стремился избежать кровопролитья и вступил в переговоры c Балдуином. От имени Папы тот обещал куршам “свободу на вечные времена” и охрану от посягательств соседних королевств. Взамен курши должны были креститься, передать свои земли и заложников представителям Папы. В договоре упоминалось, что курши должны принять у себя епископа на тех же условиях, что и жители Готланда принимают своих епископов. Договоры с папским представителем были, несомненно, выгодными для куршей. Особенно в сравнении с условиями, навязываемыми воинственным орденом. Речь шла о мирной христианизации. Договор уравнивал в юридическом смысле куршей в правах со свободными готландскими крестьянами, которые жили, подобно куршам, не деревнями, а отдельными усадьбами, поэтому низшей организационной единицей у них был не сельский сход (тинг), а приход. По договору с епископом жители Готланда предлагали ему на утверждение кандидатуры священников. Как известно, готландцы рано подчинились верховной власти шведского короля и добровольно приняли христианство. В своих внутренних делах они сохраняли полное самоуправление и руководствовались собственным сводом законов Гуталагом.[22] Балдуин заключил еще один такой договор с куршами из Бандавы. Но соблюдение договоров, заключенных представителями Святого престола в Ливонии, могло быть обеспечено только авторитетом папской власти. Никаких вооруженных сил в Ливонии папа не имел. А что касается авторитета, то его слишком мало, когда речь идет о земных интересах. К тому же, ливонские правители происходили из германских земель, где императоры постоянно боролись против папских притязаний. Когда в 1213 году Римский папа объявил по всей Германии сбор пожертвований на организацию очередного крестового похода, во всех церквах были выставлены специальные кружки для сбора средств. И знаменитый немецкий поэт Вальтер фон дер Фогельвейде, сам поборник идеи крестовых походов, тем не менее, написал гневные строки, обличающие папство: “Скажи, госпожа Кружка, для того ли послал тебя к нам папа, чтобы ты его обогатила, а немцев ограбила?”[23] Ну, а властители Ливонии, имея в своем распоряжении сильное войско, естественно, поступили по-своему. До Бога высоко, а до Папы далеко. Поэтому неудивительно, что через некоторое время куршские заложники оказались в руках Риги, ордена и епископа и поделены между собой. А земли куршей оказались под властью господ из Риги и ордена. И так продолжалось несколько трудных лет. Курса приходила в себя после нашествия крестоносного воинства, затаив ненависть к поработителям. И лишь в годы после разгрома литовцами Меченосцев при Сауле, когда орден был почти уничтожен и ослабил свою железную хватку, куршы смогли восстать и сбросить с себя господство рижан. Как мы уже знаем, восстание это закончилось вторым нашествием крестоносцев и покорением края.

После покорения Курсы рижский епископ и рыцари ордена сразу же приступили к разделу новых земель. Согласно договору, одна треть всех завоеванных земель отходила к рижскому епископству, две трети - ордену.

В договоре между курляндским епископом Генрихом и Тевтонским орденом, подписанном 4 апреля 1253 в Гольдингене, епископ подтверждает состоявшийся раздел: “По данной нашим святым отцом Папой привилегии, нам принадлежит третья часть Курляндии и две части - нашим возлюбленным братьям из Немецкого дома больницы Святой Марии...”[24]. Далее подробно перечисляются названия земель и населенных пунктов, пастбища и угодья, согласно разделу - братьям “ две части и нам - третья“. В договоре, кстати, упомянуто и то самое озеро Дурбе, у берегов которого ордену через несколько лет был нанесен жемайтами сокрушительный удар. Епископ подчеркивает: “Озеро Дурбе принадлежит нам и братьям, и тем куршам, у которых существовали права на это”. Затем через несколько месяцев, 20 июля 1253 года, подписывается новый договор о разделе земель в Курляндии, которые к тому времени оставались еще не поделенными. Завоевав куршские земли, господа не замедлили с раздачей их своим вассалам. В грамоте, подписанной курляндским епископом Генрихом в том же 1253 году, объявляется всем христианом о том, кто и какие владения в Курземе получил в лен от ордена и от епископа.

Прошло 15 лет. Наступил 1260 год. Казалось бы, новые господа прочно утвердились на куршской земле. Курши приняли крещение и ничем не выказывали своей ненависти к захватчикам. Куршские отряды стали участвовать в походах, возглавляемых рыцарями.

Ливонская рифмованная хроника говорит о том, что орденские рыцари ценили куршей, как сильных и храбрых воинов. Так, незадолго до битвы при Дурбе, зимой 1258-1259 гг. курши отправились в большой поход на еще непокоренную Земгалию. В войске кроме рыцарей участвовали ливы, эсты и летты. Но особое место автор хроники уделяет отряду куршей, пришедших к месту сбора:

И те возрадовались все,
Кто с магистром пребывали,
Когда стяг куршей увидали.
Пришла гордых куршей рать
В походе общем воевать.
Радость у магистра на душе,
И рыцари возликовали все.[25]

Как видим, крестоносцы особенно рады такой помощи. В более ранней Ливонской хронике Генриха Латвийского курши предстают грозной и опасной силой. Яркими красками описывает хронист нападение куршей на Ригу. Затем захват рижанами четырех кораблей куршей на Готланде представляется величайшей победой. Предоставим слово самому епископскому хронисту, который ликует по поводу поражения одного из многочисленных куршских отрядов:

“Несколько лет спустя фризы с пилигримами пришли на вышеупомянутый остров Готландию и застали там куров с большой добычей. Внезапно окружив их, начали битву и почти всех перебили, захватили четыре разбойничьих корабля со всей добычей и увели с собой в Ригу; отняли у них также и повезли в Ригу бесчисленное множество овец, награбленных курами в христианских землях. И была великая радость из-за возмездия, понесенного курами”.[26]

Поэтому заполучить такую силу в качестве союзника было для ордена, видимо, очень важно. Тем не менее, в решающий момент перед началом битвы при Дурбе курши покинули орденское войско. И это случилось, когда все складывалось для ордена превосходно. В апреле 1260 года папа римский Александр IV утвердил раздел Курляндии между орденом и епископом. В том же году король Миндаугас, на случай, если умрет без наследника, отписал все свое обширное государство Ливонскому ордену. Неожиданный разгром при Дурбе все изменил в один миг.

После этого момента в Ливонской рифмованной хронике можно встретить эпитеты - “злобный курш, злые курши”.

Видимо, следует задаться вопросом, могли ли курши забыть и простить страшное нашествие закованных в броню рыцарей в 1242-1245 гг.? После методического истребления населения весь край был обескровлен и подавлен. Но мысль о возмездии пришельцам горячим угольком тлела в сознании побежденных.

Петр из Дусбурга считал иначе. По его мнению, при Дурбе куршами двигал импульс. Оскорбление, даже не со стороны ордена, а со стороны примкнувших к походу заезжих рыцарей, привело к вспышке гнева и переходу куршей на сторону жемайтов. А затем - восстание во всех куршских землях. Но, напомним, это - более поздняя версия. Для неизвестного автора Ливонской рифмованной хроники не существовало никаких сомнений в том, что курши обдумали свой шаг задолго до битвы:

Они то в сговоре решили
И по решенью поступили.[27]

И это представляется более логичным.

Почему тогда они не сделали этого раньше, не восстали? Не было подходящего момента. В походах, где курши участвовали в качестве вспомогательных отрядов, находилось немного рыцарей. Большинство сидело по замкам. Орден был силен. Еще не выросло новое поколение воинов, способных мстить поработителям. Курши понимали, что одолеть Орден очень непросто. Неосторожность угрожала новым страшным кровопролитием. Нужен был случай, выходящий за рамки обычного. Начнись восстание в Курсе, Орден тут же получил бы помощь от соседей - тевтонов из Пруссии. Летний поход 1260 выделялся тем, что в нем участвовало необычайно много рыцарей. Объединились силы Тевтонского и Ливонского орденов. Пришли рыцари-пилигримы из Пруссии и Ливонии. Курши к этому времени также собрались с силами. Непосредственно перед сражением их воеводы смогли оценить обстановку. Литовское войско было необычно сильным. Ясно было, что литовцы справятся с орденскими рыцарями, если их оставить без помощи. Даже если бы литовцам не удалось победить в этой битве, орден все равно понес бы немалые потери. И расчет оказался верным. Воины вернулись в свой край и подняли восстание против власти ордена и рижского епископа.

По сообщению Ливонской хроники, после битвы при Дурбе вожди куршей отправили посланцев в Литву к жемайтам за помощью, напомнив им, что очень вовремя оставили поле боя при Дурбе. Литовцы прислали войска, воодушевив куршей на повсеместное восстание. Они помнили о былой вольности, они не забыли веру своих предков. Началась жестокая война, длившаяся восемь лет. Последняя перед окончательным завоеванием крестоносцами.

В барабаны бейте,
И в рога трубите,
В этот день пусть люди
Будут все готовы
Умереть в сраженье
Иль отстоять свободу.

(А. Пумпурс, “Лачплесис”)

[1] Каршова - (нем. Karschowen, лит. Karšuva) - область, расположенная к юго-западу от Жемайтии. Там в 1259 году был построен замок Тевтонского ордена - Каршовен или Георгенбург. Возможно, уже в 1260 или 1261 был разрушен и никогда не восстанавливался. По одной из версий, замок находился близ сегодняшнего города Юрбакас в Литве. О местоположении см. В статье: W.Urban. Lokating the Castle of St. George in Karšova. Lithuanus. Lithuanian Quarterly Journal of Arts and Sciances, Volume 29, No.1- Spring 1983.

[2] Теперь горд Клайпеда в Литве.

[3] В 13 веке были известны прусские племена сембов, бартов, вармов, нотангов, памеденов, пагуденов, галинды.

[4] Курземе - Курляндия (по- латышски Земля куршей).

[5] Livländische Reimchronik. Использован текст на средневерхненемецком по изданию: Atskaņu hronika. No vidusaugšvācu valodas atdzejojis V.Bisenieks; Ē. Mugurēviča priekšvārds; Ē.Mugurēviča, K.Kļaviņa komentāri. Vidusaugšvācu un latviešu valodā. Rīga: Zinātne, 1997. 389 lpp.

[6] Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М.: Ладомир, 1997.

[8] Строки из Ливонской рифмованной хроники. Здесь и далее перевод автора.

[9] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 05630 -05631.

[10] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 05640 -05646.

[12] Цит. по К..А. Иванов, Трубадуры, труверы и миннезингеры. М, Алтейа, 2001, стр. 76-77.

[13] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 02389 - 02390.

[14] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 02347-02354.

[16] Хроника Эрика. Цит. по И.Н. Данилевский Русские земли глазами современников и потомков (XII - XIV вв.), М., Аспент Пресс, 2001, стр.189.

[17] Генрих Латвийский. Ливонская хроника. Введение, перевод и комментарии С.А.Аннинского. 2-е издание. Москва - Ленинград: Издательство Академии Наук СССР, 1938.

[18] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 02358-02362.

[19] К..А. Иванов, Трубадуры, труверы и миннезингеры. М, Алтейа, 2001, стр. 296

[20] Текст перевода на нижненемецкий язык с латинского оригинала. Источник: Latvijas vēstures avoti. 2. sēj.: Senās Latvijas vēstures avoti. 2.burtnīca. Red. Švābe, A. Rīga: Latvijas Vēstures institūta apgāds, 1940., Nr.249, 237.-240.lpp.

[21] Цит. по Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М.: Наука, 1972, стр. 303-306.

[22] См. Г.Э. Александренков. Самоуправление на Готланде в XIII - XIV вв. (По данным Гуталага). Средние века. Выпуск 61. М., “Наука”, 2000, стр.64 - 78.

[23] К..А. Иванов, Трубадуры, труверы и миннезингеры. М, Алтейа, 2001, стр. 277

[24] Цит.по: Līgums starp Vācu ordeni un Kurzemes bīskapu Heinrihu par sešu vācu ieņemto kuršu zemju sadalīšanu. Kurzemes bīskapa Heinriha redakcija. Bruno Bušvehtera tulkojums no lejasvācu valodas. Latvijas vēstures avoti. 2. sēj.: Senās Latvijas vēstures avoti. 2.burtnīca. Red. Švābe, A. Rīga: Latvijas Vēstures institūta apgāds, 1940., Nr.358, 346.-350.lpp.

[25] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 05368 - 05372.

[26] Генрих Латвийский. Ливонская хроника. Введение, перевод и комментарии С.А.Аннинского. 2-е издание. Москва - Ленинград: Издательство Академии Наук СССР, 1938.

[27] Ливонская рифмованная хроника. Стихи 05605 - 05606.