Satura rādītājs

Салениеце, И. Социальный портрет учителей Даугавпилса в 1945 году. Daugavpils Universitātes Humanitārās fakultātes XII Zinātnisko lasījumu materiāli. Vēsture. VI sējums, II daļa. Daugavpils: Daugavpils Universitātes izdevniecība Saule, 2003. 108 lpp.>38.-44.lpp.
________________________________________________________________________

[38.lpp.]

Социальный портрет учителей Даугавпилса в 1945 году

Рассуждая об историческом сознании середины ХХ века, Карл Ясперс среди прочих его особенностей указал и такую: “Мы отвергаем представления о состояниях, которые просто открыты. Мы жадно ищем повсюду реальных данных” [1]. Очевидно, что для изучения послевоенного периода истории Латвии такой подход особенно актуален: недостаточно декларировать (“просто открыть”) процессы и тенденции данного периода, необходимо ввести в научный оборот богатейший эмпирический материал (“реальные данные”), который во многих архивах терпеливо ждет своих исследователей. В противном случае мы рискуем впасть в тенденциозность и чрезмерную политизацию.

Цель исследования - выяснение некоторых общих характеристик учителей школ Даугавпилса в 1945 году, создание своего рода “портрета” этой социальной группы, функционально предназначенной для осуществления социализации подрастающего поколения. А ведь “каждый знает - кто завоюет молодежь, обладает будущим” [2]. Источником послужили материалы Даугавпилсского государственного зонального архива, в частности, списки педагогического персонала школ города на 1 октября 1945 года [3].

К началу 1945/46 учебного года в Даугавпилсе действовало 9 школ - 3 латышских, 5 русских и 1 польская, где работали 139 учителей. Статистическая обработка источников позволила установить ряд фактов: половозрастные характеристики показывают заметное доминирование среди учителей женщин (77%), а также весьма высокий удельный вес молодых людей (см. диаграмму), что вполне объяснимо в нестабильных послевоенных условиях.

[39.lpp.]

Распределение учителей по этнической принадлежности было следующим:

В многонациональном Даугавпилсе в составе любой социальной группы традиционно наличие представителей различных этносов. Сложившееся к 1945 году соотношение их численности несколько необычно для нашего города: слишком мал удельный вес евреев, что объяснимо последствиями войны.

Графа “партийная принадлежность” в списках педагогического персонала подразумевала членство в коммунистической партии или в комсомоле. Ни в одном школьном списке не указано прежнее участие в какой-либо из партий Латвийской Республики (1918 - 1934). Не исключено, что к 1945 году бывших социал-демократов или членов других партий среди учителей совсем не осталось. Однако если где-то и имелся “бывший”, то ни он сам, ни директор школы, составлявший список, вовсе не были заинтересованы вспоминать об этом. Ведь это было равнозначно признанию себя “буржуазным националистом”, а для директора - признанию в пособничестве “буржуазным националистам”. В 1945 году подавляющее большинство учителей Даугавпилса - 90% - были беспартийными:

[40.lpp.]

По педагогическому стажу учителя Даугавпилса в 1945 году распределялись так:

Обращает на себя внимание весьма значительный удельный вес учителей со стажем, не превышающим одного года, - 25%. Это вполне соответствует возрастным характеристикам (27% учителей моложе 25 лет) и объясняется сложной внешне- и внутриполитической ситуацией - не только людскими потерями в ходе военных действий, Холокоста и эмиграции, но и “чистками” учительского состава, начало которым было положено еще в 1940/1941 учебном году [4]. В результате опытных учителей не хватало для работы даже с заметно сократившимся по сравнению с довоенным числом учащихся. Воспоминания учительницы Олги Звера подтверждают, что летом 1944 года работать в школы в Даугавпилсе приглашали тех, кто, пусть и с неоконченным педагогическим образованием, желал учить детей [5].

Наконец, наиболее “говорящие” характеристики - образование учителей и место его получения. Причины низкого уровня образованности учителей в свете вышесказанного не нуждаются, на мой взгляд, в комментариях:

Последняя диаграмма - место получения образования - показывает, где происходило формирование учителей, заполнивших штатные места в школах Даугавпилса в 1945 году. Речь идет не только о географических пунктах, но и о социально-политическом и хозяйственном устройстве, культурном пространстве, [41.lpp.] наконец, о стереотипах и автоматизмах, которые эти люди признавали своими.

У учителей, входивших в группы получивших образование в Латвии, в дореволюционной России, за рубежом - это более 68% всех учителей - общий круг представлений был весьма схожим. Думаю, не будет ошибкой предположить, что большинство из них не были готовы отказаться от своей национальной идентичности, не видели ничего плохого в религии и, напротив, не понимали всей “привлекательности” советского строя - колхозов, принудительных работ на “ударных” стройках и в особенности - бытовой отсталости и необеспеченности по сравнению с условиями жизни в довоенной Латвии.

Вряд ли подобные взгляды находили поддержку у вновь прибывших коллег, чье становление происходило в Советском Союзе (около 18% всех учителей). Среди мест, откуда они приезжали, есть не только вполне привычные - Витебск, Минск, Смоленск и их окрестности, но и звучавшие несколько экзотично для жителей Даугавпилса: Уфа, Одесса, Харьков, Пенза, Казань, а также, возможно, ранее не слыханные: Каменск, Семенов(ское), Порхов и др.

Впрочем, не столь важно, откуда появились эти люди. Ясно, что в основном они говорили только по-русски, воспитывались на одинаковых книгах, песнях, фильмах (и наоборот - никто из них не имел доступа к другим книгам, фильмам и т.п.), а значит, имели схожие политические, этические, эстетические и другие представления и идеалы. Причем эти идеалы в полной мере пропагандировались, поддерживались и поощрялись властями. Отмечу, что с декабря 1944 года по октябрь 1945 года бюро ЦК КП(б)Л по меньшей мере трижды рассматривало вопрос о работе школ, в том числе - об учителях, констатируя крайне неудовлетворительную работу с учительскими кадрами. В октябре 1945 года ЦК партии обязал Центральный Совет Профессиональных союзов Латвии “...серьезно заняться созданием широкого актива из преданных советской власти и народу учителей с тем, чтобы противопоставить его влияние - влиянию буржуазных националистов и других фашистских агентов на отсталую в политическом отношении часть учительства” [6]. Поэтому при встрече с чем-то иным приезжие учителя скорее были склонны усомниться в правильности и правомочности этого иного, нежели в собственной правоте. Тем более, что власти нередко создавали условия, когда местные учителя волей-неволей [42.lpp.] должны были считаться с приезжими и согласовывать с ними свою деятельность:

· когда на должность директора школы или завуча назначались люди из “старых республик”. В 1945/46 учебном году в Даугавпилсе это произошло в 4-х школах из 9 (в 1-ой латышской средней школе и директор, и завуч были приезжими из СССР);

· когда удельный вес приезжих в составе учителей отдельной школы был больше, чем местных. В 1945/46 учебном году так было в 1-ой русской средней школе. Когда в 1946 году была создана 10-ая неполная средняя школа, в ней из 18 учителей 14 были приезжими.

В подобных случаях были все шансы “...превратить школы республики в подлинно советские школы, воспитывать детей в духе преданности к советской Родине и партии, ненависти к врагам народа, буржуазным националистам и их пособникам...”[7].

Наконец, в диаграмме есть один сегмент - учителя, чье место получения образования не уточнено в исследуемых списках (13,7%). Среди личных дел [8] удалось обнаружить документы, касающиеся некоторых из них, что дает основания 4 человека отнести к группе учителей, получивших образование в Советском Союзе. В результате их удельный вес возрастает до 20,9%. Кроме уточнения данной детали материалы личных дел (особенно собственноручно написанные автобиографии) позволяют судить о причинах, приведших в Даугавпилс уроженцев разных мест огромного Советского Союза:

· прибыли в город вместе с мужем или отцом-военнослужащим, направленным в Латвию еще в 1940-41 годах; поэтому после войны эти люди возвращались в Латвию уже как к себе домой: “В 1945 году вернулись в Двинск и работаю в городском отделе народного образования”[9];

· оказались в Даугавпилсе вместе с войсками Красной Армии, в рядах которой служили: “В апреле 1942 года по призыву ЦК ВЛКСМ я вступила в ряды Красной Армии и прослужила до июня месяца 1945 года. Последняя должность - комсорг дивизии. В армии вступила в ряды ВКП(б) в 1944 году”[10];

· приехали в Даугавпилс после войны: “В июне месяце 1944 года приехала в Краснодар, а через 2 месяца в город Даугавпилс ЛатССР. В Даугавпилсе вначале работала бухгалтером воинской части п/п 29947, а 15 марта 1945 года получила назначение во 2-ую среднюю школу преподавателем истории, географии 8 - 11 кл.”[11];

· были направлены в Даугавпилс на работу: “... меня освободили от работы по вызову правительственному в г.Москву на курсы руководящих работников Наркомпроса ЛатвССР”[12]. После окончания курсов учительница месяц проработала инспектором Наркомпроса ЛССР, а затем была направлена в Даугавпилс, где вскоре стала директором 1-ой латышской средней школы. В данном случае речь идет об этнической латышке родом из Башкирии, которая родным языком указала русский. Понятно, что такой человек был просто незаменим на руководящем посту, несмотря на образование [43.lpp.] в объеме педучилища, дополненное 200-часовыми месячными курсами “руководящих работников”.

Вообще, образовательный уровень приезжих учителей невысок: среди них не было ни одного с университетским образованием, 19 (65%) из 29 имели среднее специальное образование, а остальные - среднее и даже неполное среднее (2 человека). В этом смысле они ничем не выделялись на общегородском послевоенном уровне.

Вполне понятно и объяснимо желание и стремление каждого отдельного человека устроить свою жизнь как можно лучше. Невозможно не сочувствовать обездоленным войной людям, пытавшимся найти для себя более благоприятные условия: “[в 1941 году], ... кагда пиреехали мои родители жыть в Латвию, я приехала вместе с ними. Отец мой в то время был командиром [запасной] части, а мать в 1939 году была избрана в Верховный Совет города Харькова. Когда началась война, отец мой пошел добровольцем на фронт бить немецко-фашистскую банду, и никакого понятия не имею по сей час. Мать ушла во время боя и нет от ния никакого известия. Трудно было мне жить в стране порабощенной фашизмом. Но настало время, кагда свободно народ могит ступнуть вперед на построение новой социалистической жизни всех освобожденных стран нашей доблестной Красной Армией” [13]. У нас нет серьезных оснований полагать, что субъективные намерения этих людей хоть в малейшей мере были нацелены на нанесение какого-либо ущерба Латвии и ее жителям.

Однако отношения субъективного и объективного факторов в истории складываются, как правило, столь причудливо, что зачастую субъективно доброе намерение приносит зло, а злое - оборачивается благом. Причиной негативных последствий нередко служит неспособность (или нежелание) считаться с другими людьми, стремление навязать свою волю, основанную на собственном понимании сути вещей, людям, которые по каким-либо причинам видят мир иначе.

В нашем случае объективным результатом явилось чрезвычайно стремительное внедрение в состав городских учителей относительно чужеродных элементов. То есть функция целенаправленной, организованной и институционализированной социализации подрастающего поколения постепенно в значительной мере начала переходить к людям, для которых история Латвии, традиционные ценности местного населения, местные языки и т.п. были чужими, непонятными и, “благодаря” официальной позиции, - ненужными. Ведь в области учебно-воспитательной работы партия выдвигала задачу ее решительной перестройки на основах советской педагогики, “... очищения латышской школы, учебы и преподавания от остатков фашистских человеконенавистнических теорий и буржуазно-националистического духа”[14].

Итак, к началу 1945/46 учебного года в школах Даугавпилса работали 139 учителей. Существенной чертой облика этой социальной группы являлось, на мой взгляд, то, что уже в 1945 году более 20% их них оказались прибывшими из Советского Союза. Этот факт можно считать важнейшей предпосылкой советизации - одного из существенных процессов истории Латвии 40 - 80-х годов ХХ века.

[1] Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории.- Москва: Республика, 1994.- С.273.

[2] Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории.- С.353.

[3] Даугавпилсский Государственный зональный архив [далее - ДГЗА].- Ф.56, оп.2, д.11, л.1 - 36.

[6] Латвийский Государственный архив - Партийный архив [далее - ЛГА - ПА].- Ф.101, оп.7, д.17, л.109-113.

[7] Там же.

[8] ДГЗА.- Ф.56, оп.2, д.2, л.1 - 490.

[9] Там же.- Л.32 - 45.

[10] Там же.- Л.432 - 442.

[11] Там же.- Л.108 - 125.

[12] Там же.- Л.77 - 90.

[13] Там же.- Л.52 - 58, содержание и орфография источника даны без исправлений.

[14] ЛГА - ПА.- Ф.101, оп.7, д.12, л.154-159.