Satura rādītājs

Литвиненко, А. Пути и судьбы российских историков в изгнании (1920-30-е годы). Daugavpils Universitātes Humanitārās fakultātes XII Zinātnisko lasījumu materiāli. Vēsture. VI sējums, I daļa. Daugavpils: Daugavpils Universitātes izdevniecība Saule, 2003. 132 lpp.>110.-114.lpp.
__________________________________________________________________________

[110.lpp.]

Пути и судьбы российских историков в изгнании (1920-30-е годы).

Возникновение Российского Зарубежья явилось прямым следствием событий 1917 года и последовавшей за ними гражданской войны. Более двух миллионов граждан России были изгнаны за ее пределы, рассеялись по разным странам и континентам [1]. Среди них - 500 ученых, в том числе более 100 человек, высланных по приказанию Ленина и ставших пассажирами печально известного “философского парохода” в 1922 году: ректор Московского университета М.Новиков, ректор Петроградского университета Л.Карсавин, социолог П.Сорокин, философы - Н.Бердяев, С.Франк, Б.Вышеславцев, В.Ильин, Н.Трубецкой, С.Булгаков, историки - А.Кизеветтер, Г.Флоровский, В.Мякотин. Все высылаемые были вынуждены подписать документы, согласно которым они подлежали расстрелу в случае возвращения в РСФСР. Это был цвет русской интеллигенции, мозг науки, о котором Лев Троцкий сказал: “Те элементы, которых мы высылаем и будем высылать, сами по себе политически ничтожны” [2].

Оказавшись за границей, русские изгнанники довольно быстро сформировали культурные центры Российского Зарубежья - в Берлине, Париже, Праге, Харбине, в меньшей мере и на более короткое время - в Белграде, Риге, Софии. Здесь же сконцентрировались значительные силы русских ученых.

Уникальный феномен Зарубежной России не имеет аналогов в летописи мирового рассеяния по числу, по общепризнанному уникальному и значительному вкладу в мировую культуру, по степени влияния всех ее отраслей на культуру стран пребывания. При этом “России в изгнании” удалось сохранить интеллектуальные традиции и ценности, которые оказались ненужными в государстве пролетарской диктатуры. В то же время, если живопись, скульптура, музыка, балет - “бессловесные искусства”, говорившие на не понятном наднациональном языке, успешно интегрировались или по крайней мере устанавливали тесные связи с иностранным окружением, оказывали “массовое” русское воздействие на Запад, то литература, театр, труды ученых, научные исследования историков были отделены от окружавшей среды настолько, насколько они продолжали использовать в своей работе русский язык. Безусловно, автор, использовавший для самовыражения иностранный язык, имел больше шансов влиться в местную культурную атмосферу. В литературе - это В.Набоков, А.Труайя, Э.Триоле, Дж.Кессель, З.Ольденбург, в истории - Г.Вернадский, М.Флоринский, Д.П.Святополк-Мирский, Г.Струве и другие. Это ни в коем случае не означает приуменьшения той жизненно важной роли, которую играли историки, их труды, их вклад в развитие российской исторической науки. Советская историография или предпочитала умалчивать об исследованиях своих соотечественников за рубежом или же подвергала их уничижительной критике, как это делал, например, глава советских историков М.Покровский. Оценки были безаппеляционные. “Автор не использовал ни [111.lpp.] одной марксистской исторической работы, - писал в рецензии на “Курс русской истории” Е.Шмурло советский историк С. Пионтковский, - не использовал и новых публикаций, которые дала марксистская историческая наука. Зато он на каждом шагу упоминает в своем литературном указателе ненужные, давно безнадежно устаревшие имена Карамзина, Погодина, Иловайского и другие не имеющие никакого научного значения работы” [3]. Таким образом с легкостью было поставлено клеймо на известнейшем русском ученом, профессоре Петербургского и Дерптского университетов, ученом корреспонденте Российской академии наук при Ватиканском архиве, авторе ценнейших исследований по дипломатическим связям Италии и России, создателе учебных пособий по отечественной истории, в том числе “Истории России. 862 - 1917” (Мюнхен), “Введения в русскую историю” (Прага), 3-х томного “Курса русской истории” (Прага).

90 российских ученых - изгнанников работало в эмиграции [4], их рейтинг был настолько высок, что ни один международный форум не обходился без их участия. Так, в 1923 году на V Конгрессе историков в Брюсселе были приглашены П.Виноградов, М.Ростовцев, П.Струве, Е.Шмурло, в 1929 году на VI конгресс в Осло - М.Ростовцев, А.Елачич, П.Савицкий, в 1933 году на VII конгресс в Варшаве - П.Савицкий, П.Струве, А.Флоровский, Ю.Бруцкус.

Русские историки, попав на Запад, считали своим долгом, во-первых, продолжать просвещение эмигрантской молодежи. Во-вторых, способствовать увеличению книжных фондов на русском языке. Характерно, что буквально в самый начальный период эмиграции, находясь в Греции, сын академика В.Вернадского Г.Вернадский обратился за помощью к коллегам именно в связи с названной проблемой.

Третьей задачей изгнанные историки считали продолжение своей научной деятельности. Оказавшись за рубежом, они сразу вместе с другими учеными начали создавать Русские академические группы. Начало этому явлению было положено в Берлине благодаря инициативе историка - медиевиста, академика Петербургской Академии наук П.Виноградова. Имя его хорошо было известно в Европе. С дореволюционных лет он возглавлял кафедру сравнительного правоведения Оксфордского университета, преподавал в университетах Европы и США, являлся членом Британской и Берлинской АН. Вскоре группы, подобные берлинской, возникли в Софии, Варшаве, Риге, немного позже в Великобритании, Италии, Франции, Швеции, Швейцарии, Финляндии, Эстонии, Чехословакии, Харбине [5]. В 1921 году они объединились в Союз Академических организаций. Благодаря этим объединениям ученые получали материальную поддержку. Группы много делали для распространения знаний о русской культуре и науке. Одиннадцать томов научных трудов выпустил, например, Белградский научный институт, созданный русскими учеными. Кроме того, Академические группы организовывали коллоквиумы для тех, кто утерял документы и кому требовалось подтвердить свою степень. Эти свидетельства во многих странах приравнивались к подлинникам.

Конечно, всем начинаниям за рубежом требовалась финансовая поддержка. Благодаря ей, зачастую, возникали научные и учебные центры. Так, восстановлению [112.lpp.] научной жизни за пределами России способствовала широкая финансовая кампания помощи ученым из числа беженцев, организованная Комитетом из английских пожертвователей и ученых - эмигрантов (в частности, П.Милюкова). Английскую инициативу поддержали в Париже и Берлине. В Чехословакии по инициативе президента Томаша Г.Масарика в 1922 году была предпринята Русская акция, благодаря чему в Праге был открыт Русский народный университет с юридическим и историко-философским факультетами. Здесь преподавали русские историки Е.Шмурло, В.Францев, В.Зеньковский, Н.Лосский, Г.Вернадский, М.Шахматов, А.Соловьев, из Белграда сюда приезжал П.Струве, из Парижа - П.Милюков. Историко-философский факультет возглавлял выдающийся русский историк А.Кизеветтер, список научных трудов которого составляют более 100 названий. Современников поражала энергия и неутомимость ученого, который одновременно являлся членом Учебной коллегии, членом Академической группы, преподавал в нескольких русских вузах в Праге, был профессором Карлова университета, также читал курсы лекций по истории России в Берлине, Белграде, Риге и в Эстонии.

Здесь же, в Праге, в рамках Русской акции был открыт Seminarium Kondakovianum, основанный выдающимся историком - византинистом и историком искусств, академиком Петербургской Академии наук Н.Кондаковым. Семинар был исследовательским учреждением, а также давал возможность на специальных коллоквиумах и в дискуссионных группах углубить свои знания в области истории и искусства Византии, средневековой истории славян. Здесь работали Г.Вернадский, историк-медиевист Н.Андреев, Г.Острогорский, А.Грегуар. Благодаря изданию сборников исследований, которых за период с 1925 по 1939 годы вышло 12 томов (Archivum Kondakovianum), семинар получил всемирную известность. Н.Кондаков скончался в 1925 году, но семинар продолжал свою деятельность до 1945 года.

В Праге существовали также Русский институт, Русский педагогический институт, Русский юридический факультет, Русский исторический факультет, Русский научный институт, сосредоточившие выдающиеся исторические научные силы. Историки-эмигранты очень высоко ценили особое место Праги, где была создана устойчивая система русских учебных и научных организаций [6]. Не удивительно, что именно здесь по инициативе Е.Шмурло было создано Русское историческое общество. Учредителями общества были известные русские историки-эмигранты А.Кизеветтер, Г.Вернадский, Б.Евреинов, В.Мякотин, П.Остроухов, С.Пушкарев, М.Шахматов, А.Флоровский, В.Саханев, И.Лаппо, П.Струве, П.Савицкий и другие. Общество выпустило три тома “Записок РИО”.

В отличие от эффективной деятельности Русской акции в Праге, в Париже консервативные университеты поначалу неохотно открывали двери посторонним. Тем не менее и здесь многие историки нашли приложение своим силам, хотя, в отличие от Чехословакии, их научная деятельность разворачивалась в непривычных рамках практики и традиций научных организаций Франции (что особенно касалось ученых, работавших в Сорбонне). Более близкой и понятной была атмосфера в Институте славянских исследований, где русские [113.lpp.] историки принимали участие в подготовке французских славистов. Привычная обстановка для российских ученых складывалась в созданных для эмигрантов русских образовательных и научных институциях, хотя это нисколько не влияло на их работу в иностранных заведениях и лишь свидетельствовало о признании их высокого профессионализма и авторитета.

Постепенно перед российскими историками открылись двери престижнейших высших учебных заведений мира. Свой главный научный труд - шеститомную историю России - ученик В.Ключевского, один из основателей евразийства Г.Вернадский писал уже будучи заведующим кафедрой русской истории Йельского университета. Профессор Гарвардского университета М.Карпович из Санкт-Петербурга приобрел известность после издания монографии “Императорская Россия”. Признание и высокую оценку получил за рубежом “Обзор русской истории” профессора Йельского, а позже Фордхамского университетов С.Пушкарева, следовавшего лучшим традициям российской академической исторической школы.

В Нью-Йорке издал свою “Историю России” профессор Калифорнийского университета Н. Рязановский. Позже в Милане ее перевели на итальянский язык. Обобщающее исследование “Курс русской истории”, принятое как учебное пособие во многих высших школах Западной Европы, было написано П. Ковалевским, автором изданного также на немецком языке “Исторического и культурного атласа России и славянских стран”.

Известнейший политический деятель, лидер партии кадетов, бывший приват-доцент русской истории Московского университета П. Милюков, живя в Париже, читал лекции в Сорбонне, в Колледже социальных наук, во Франко-русском институте, приезжал с циклом лекций в Ригу. Автор многочисленных трудов по истории России, П.Н.Милюков издал в 20-е годы капитальные труды - трехтомную “Историю второй русской революции” (София), двухтомную монографию “Россия на переломе” (Париж), трехтомную историю России (Париж), осуществил также высоко оцененное специалистами новое юбилейное издание “Очерков по истории русской культуры”.

Научная эрудиция, профессионализм, широкий кругозор, продуктивная исследовательская и академическая деятельность российских историков стали гарантией признания их имен мировыми университетскими центрами развития россиеведения - в Карловом университете, где трудились Н.Кондаков, А.Кизеветтер, А.Флоровский; в Белградском, включившем в свой академический персонал А.Доброклонского, Е.Шмурло, А.Погодина, Г.Островского, А.Соловьева; в Софийском, предоставившем место П.Бицилли; в Харбинском, где преподавал Н.Устрялов (вернувшийся в СССР и там репрессированный); в Богословском (Париж), ставшем родным домом для П.Ковалевского, В.Вейдле, А.Карташева.

В связи с началом Второй мировой войны многие уехали в Англию. В Кембридже работали Н.Андреев, В.Минорский, в Оксфорде - Н.Зернов, А.Коновалов. Другие же были приглашены в США - Г.Флоровский и М.Карпович в Гарвардский университет, Д.Вергун - в Хьюстонский, Н.Рязановский - в университет Беркли.

[114.lpp.]

Место профессора Латвийского университета с 1924 по 1941 г. занимал московский историк Роберт Виппер. Талантливый ученый, педагог, исследователь, он читал курс российской истории и вел практические занятия по истории Латвии. Неоценим его вклад в латвийскую науку, которую он обогатил своими изысканиями по аграрным проблемам и происхождению крепостного права (”No XV. - līdz XVII. g. simtenim” - Latvieši. - Rakstu krāj., I. d.- R., 1930; “Vidzemes apgaismotāji XVIII g. s.”- Latvieši. - Rakstu krāj., 2. d.- R., 1932. и др.). В арсенале его трудов большое место занимают труды по философии истории.

Сын Р.Виппера Борис Виппер, историк искусства, стал профессором в Латвийской Академии художеств и Латвийском университете. Прекрасно овладев латышским языком, он обогатил латышскую культуру исследованиями по истории искусства Латвии (Latvju māksla. Īss pārskats.- Rīga, 1927; Latvijas māksla baroka laikmetā.- Rīga, 1937).

Жизнь и творческий путь российских историков в изгнании не были усыпаны розами. Преграды возникали и в быту, и в языковой области. Исследовательская работа затруднялась узкой источниковедческой базой и, зачастую, опиралась на личные архивы, преподавательская - часто ограничивалась узким кругом гуманитарных факультетов русских вузов. Кроме того, начатые на родине исследования были связаны, за небольшим исключением, с российской тематикой, основной научный интерес историков был сосредоточен на россиеведении. Не удивительно, что здесь они достигли высот, по достоинству оцененных мировой наукой.

Summary

The ways and fates of the Russian historians abroad (the 1920 - 1930th)

The subject of the publication is the study of the fates of Russian historians, who left the country at the result of the events of 1917 and the Civil War. Isolated from the native country, they continued teaching in Russian establishments abroad and in foreign high schools, conducted scientific and research work. They contributed a lot into the development of the Russian and international historical science.
_______________________________________________________

Сноски и примечания:

[1] Большая Советская энциклопедия.- М.: Сов. энциклопедия, 1975.- Т. 30.

[2] Геллер И., Некрич А. Утопия у власти.- Лондон, 1982.- С. 138.

[3] Историк марксист.- [Б.м.], 1935.- Кн. 12.- С.142.

[4] Данные приводятся по кн.: Пашуто В.Т. Историки - эмигранты в Европе.- М., 1992.- С.13.

[5] Съезды русских академических организаций за границей.- Прага, 1923.- С.III, 3, 5-6.

[6] Флоровский А.В. Русская историческая наука в эмиграции (1920 - 1930)// Труды V съезда РАОЗГ.- София, 1931.- Ч.I.- С.667-684.

Satura rādītājs

Ievietots: 04.03.2003.

HISTORIA.LV